Жак Перрен собрал команду и приступил к съёмкам в 1997 году. Потребовалось 4 долгих года, чтобы снять этот фильм, пять съемочных групп работали на семи континентах планеты! Также для съемок были использованы специально разработанные летательные аппараты, и даже выращены птицы, которые с раннего возраста были приучены к камерам и аппаратуре и не боялись съёмочного процесса. За счёт этого удалось добиться потрясающего «эффекта присутствия», зритель словно оказывается участником перелётной стаи и совершает тысячекилометровый перелёт, делая остановки в разных странах и на разных континентах.
Фильм — сенсация,безумно завораживающее действо, реальность которого не удалось бы передать с помощью любых существующих спецэффектов. Операторская работа не подлежит никакому описанию, ведь впервые за всю историю кинематографа птиц снимали прямо во время полета.
Фильм о жизни птиц начинается с хорошо знакомых нам сюжетов, снятых с нежностью, что настораживает. И это правильно: несколько минут и раскроется героическая сторона жизни птиц — вечных странников…
С целью добиться того, чтобы птицы не пугались звуков, производимых людьми и кинокамерами, создатели фильма начали приучать к ним некоторых птиц еще до того, как те вылупились из яиц.
В фильме тесно переплетается красота и жестокость как мира людей, так и мира животных — мы как отражение и дополнение друг друга. Одним словом, фильм не просто красивый видеоряд и знакомство с разными видами птиц, в нём присутствует ещё и философский подтекст.
История перелетных птиц — говориться в начале фильма, — это история обещания вернуться. Совершая опасные перелеты (иногда длиной в несколько тысяч километров), преодолевая высокие горные хребты, в любую погоду пересекая бездонные океаны и раскаленные пустыни, они ведомы одним лишь естественным стремлением: выжить. Их миграции — это борьба за жизнь. Каждый раз, когда на северном полушарии наступает весна, перелетные птицы отправляются в полет к арктическим берегам, на которых они родились. По странному закону природы только на этих берегах они способны размножаться. Одни летят без отдыха, днем и ночью. Другие — небольшими перелетами, достигая земли обетованной лишь ценой огромных усилий.» 
Специально для фильма были созданы очень легкие летательные средства, которые могли взмыть в небеса наравне с птицами. 
Умение летать и дар превращаться в животных — самые вожделенные из всех магических способностей. Нас издавна тяготит земное притяжение и мучит тайная зависть к животным. Чтобы компенсировать отсутствие крыльев, человек строит воздушные шары и самолеты. И придумывает басни, доктрины реинкарнации и байки про оборотней, чтобы убедить себя в том, что зверь — это наше прошлое или будущее, наша аллегория или, на худой конец, наша темная сторона, а вовсе не радикально иное существо, которое мы можем уподобить себе, но которому мы никогда не уподобимся сами. 
Удивительный фильм Жака Перрена «Птицы-кочевники» исполняет наши давние мечтания, мы можем почти физически испытать блаженство полета и почувствовать, что это такое — быть птицей. Кинематограф здесь демонстрирует свою подлинно магическую власть — проникновение в мир, недоступный человеческому зрению, чтобы показать на экране нечто воистину невиданное. 
В «Птицах-кочевниках» камера уже не наблюдает за птицами взглядом человека, наконец проникнувшего в тайную жизнь пернатых. Взгляд камеры и взгляд кинозрителя больше не тождественны — какой смертный мог бы снять эти кадры, паря высоко над землей в самой сердцевине птичьей стаи?
«Птицы-кочевники» кажутся столь фантастическими, столь ошеломляющими именно потому, что камера словно бы предъявляет нам радикально неантропоморфный взгляд. Мир «Птиц» — уже не проекция человеческого мира, но чудом донесенный до нас образ параллельной реальности, существующей рядом с нами, но в другом измерении. 
Во время просмотра фильма зритель испытывает ощущение полета, парения. Он чувствует, будто он тоже совершает перелет и преодолевает все препятствия вместе с птицами. Режиссер Жак Перрен высказал основной посыл так: «Когда зрители будут смотреть этот фильм, они должны чувствовать себя так, словно путешествуют вместе с птицами. Вопрос о том, как это было сделано нами, не должен занимать мозг посетителя кинотеатра — скорее всего, будет совершенно естественно, если кто-то просто ощутит себя летящим над землёй вместе с птицами». 
Великолепные съемки без каких-либо спецэффектов, неописуемой красоты пейзажи, роскошная музыка — все это делает картину не просто документальным фильмом, а уникальным в своем роде сюжетом, описывающим целый мир — птичий мир, как и у людей, наполненный яркими событиями, радостями, или горем и несправедливостью. 
Перрен не очеловечивает своих птиц, не заставляет умиляться их сходству с людьми. Да и как спроецировать наше индивидуализированное «я» на этот прекрасный крылатый мир, если он выстраивается не из отдельных особей, прихотью оператора сделанных звездами фильма, но из птичьих стай — удивительных организмов, составленных из множества живых существ и в то же время неделимых. 
«Птицы-кочевники» сняты как орнамент: три, пять, десять птиц на экране — лишь фрагмент непрерывного узора, бесконечно продолжающегося за пределами кадра. Каждая отдельная особь — лишь осколок голограммы, целое которой — стая. 
Завораживающие кадры «Птиц-кочевников» погружают зрителей в эйфорию. Но эта безмятежность будет разрушена, когда Перрен покажет душераздирающие кадры гибели птиц — кого-то подстрелили охотники, кто-то погибает в разлившейся нефти. Только в момент гибели птицы становятся индивидуализированными и почти антропоморфными — эта гибель потрясает больше, чем любая из экранных смертей. 
Фильм зачаровывает своей прелестью, особенно в сценах проявления чувств у птиц, будь то родительские, дружеские или интимные. 
Но птичья стая не утрачивает живого единства и по-прежнему продолжает свой путь. «Они возвращаются по невидимым следам, в который раз сдержав обещание, несмотря на все трудности пути», — говорит за кадром Жак Перрен. 
Стая — не совокупность особей одного вида, но неизменность направления, не скопление живых существ, но траектория движения. Птичьи стаи, на протяжении тысячелетий летящие над землей по одним и тем же маршрутам, заключают нашу планету в живую сетку координат, буквально видимую на планах, снятых как бы с космических высот. Птичьи стаи — силовые поля, удерживающие единство Земли как живой и обитаемой планеты. 
Зависть к птице, зависть к зверю — это тоска по бессмертию, которое возможно лишь по ту сторону индивидуального человеческого «я». Так может быть бессмертной птичья стая, после гибели отдельных особей вновь и вновь складывающаяся в единое живое существо. 
В полуторачасовом магическом путешествии, в невероятном опыте превращения в птицу тебя никто не будет сопровождать. Почти никакого закадрового текста — лишь скупые сведения, данные голосом того, кто остался там, на земле, в стремительно отдаляющемся человеческом мире. Сюда, за облака, доносится разве что музыка — торжественные хоралы, мощные, надмирные потоки звука. Но среди них вдруг зазвучат мучительно человеческие голоса — звенящий, хрупкий, почти призрачный голос Роберта Уайта, исполненный трагической мощи голос Ника Кейва. Эти прекрасные знакомые голоса окликают нас, напоминая о нашей человеческой сущности и о тоске, которую мы испытываем, понимая, что никогда не растворимся в птичьей стае.
