Бедные люди

«Бе́дные лю́ди» — первый роман Фёдора Михайловича Достоевского, начатый им в 1844 году и после многочисленных переделок законченный в мае 1845 года. Написан по типу эпистолярного романа.

Николай Некрасов передал рукопись романа Достоевского Виссариону Белинскому со словами: «Новый Гоголь явился!». Встретившись на следующий день с Достоевским лично, Белинский горячо приветствовал его и высоко оценил произведение. Достоевский всю жизнь считал, что эта встреча стала для него поворотным моментом, укрепившим писателя в вере в себя, в свой талант и возможности.

Родство Макара Алексеевича Девушкина из «Бедных людей» Достоевского и Акакия Акакиевича Башмачкина из «Шинели» Гоголя – факт неоспоримый. Возникает вопрос: что нового, своего собственного, внес Достоевский в тему бесчеловечного существования российского чиновничества, титулованного по самому низшему разряду в «Табели о рангах», что клейменного в вечной каторжности своей?

«Петербург Достоевского».
Дворы-колодцы в «серединных улицах» имперской столицы.

Ответ на вопрос вырывается из самого сердца и взрывается подобно огненному фейерверку, разгоняющему тьму в петербургском небе, что не то тучами, не то больными темами сокрыто в голубизне-ясности своей. Макар Алексеевич Девушкин – не Акакий Акакиевич Башмачкин! Это видно даже на поверхностный взгляд… Если внутренняя, духовная жизнь Башмачкина сведена до полного минимума: писания букв и буковок, с которыми он разговаривает о чем-то, ему одному известном, Девушкин «из отеческой приязни» пишет письма… В письмах, полных высоких чувств и нежной заботливости, он ставит вопросы, вызванные ненормальностью и несправедливостью человеческого существования.

«Петербург Достоевского».
Дворы-колодцы в «серединных улицах» имперской столицы.

Макар Девушкин с семнадцати годочков служит, скоро тридцать лет стукнет его служебному поприщу – столько вицмундиров износил, а все титулярный советник. И оттого лишь, что «смирненький, тихонький, добренький», в общем, Макар Алексеевич – «маленький человек», потому что не способен он «на коварство и честолюбие».

Раньше лучше жил – жалованья на всё про всё хватало. Как благодетельствовать начал, в такую трущобу попал, что сам удивляется… «Шум, крик, гвалт! Длинный коридор, совершенно темный и нечистый. По правую его руку будет глухая стена, а по левую все двери да двери, точно нумера, все так в ряд простираются. Живут в одной комнатке и по двое, и по трое. Порядку не спрашивайте – Ноев ковчег!»

Макар Алексеевич Девушкин — главный герой романа Достоевского «Бедные люди». Худ. Боклевский Пётр Михайлович (1816—1897).

Макар Алексеевич Девушкин «из отеческой приязни» защищает Вареньку Доброселову от злых людей, отдает ей всю «горячность своего сердца», жаждущего сострадать. Вопреки обстоятельствам собственного существования, он надеется спасти ее от жизненных невзгод. Он должен гардеробцу ей накупить, шляпку сделать, гераньку и бальзаминчик должен купить непременно, чтобы она посередине окна их поставила, на полу же поставила скамейку, а на скамейку еще цветы, и комната превратилась бы «словно в рай, – чисто, светло!» И он сделает все это, так как без сладостных забот лишается смысла его собственная жизнь.

Дорогой Макар Алексеевич! Благодетельствовать, самому себе во всем отказывая, может человек самых высоких душевных качеств. В мое время Вас не поймут. Спасайте себя и «чижиков, что так и мрут»:безнадежно затеянное Вами «предприятие».

Санкт- Петербург. Елагин остров в весеннюю пору.

Сам о том не ведая, Девушкин исполняет обет, который «осиротевшие люди» дали «заходящему солнцу», чтобы сопротивлением «сиротству» своему вернуть «Век золотой» или «Рай земной» — равно полные гармонии.

Обет естественен для человека, а значит, и прост:
«работать друг на друга, отдавать всем всё свое
и тем одним быть счастливыми».

Чтобы как-то отдышаться от невзгод, отдохнуть душою, петербуржцы едут на Острова. Это – дачная местность за шлагбаумом, отделяющим ее от каменного города с дворами-колодцами, улицами-ущельями. Острова – чудо, ибо там жива зелень, так как соблюдены должные соотношения между постройками, природой и человеком.

Санкт- Петербург. Елагин остров в весеннюю пору.

Острова в Петербурге – Мир гармонии, что возвращает в «Золотой век», где не было горестей, царили мир и любовь к ближнему и все потому, что подобные стремления – естественные свойства человеческой души. Уехать на Острова – что перейти черту, отделяющую Светлый мир Счастья от противоположного мира – Злосчастья. А все так просто: листочек, цветочек, кусточек, Небо и Воды, Свет и Тень… И ты – не бедняк, погрязший в бедах и обидах, ты – человек, которому этот мир принадлежит согласно закону Всеобщего родства. Трудно представить, гуляя на Островах, что там – за шлагбаумом – вашего возвращения ждет каменный город, где «чижики так и мрут».

«Гармония – иллюзия», – холодно твердит свое каменный город, задыхающийся в источаемой им самим атмосфере. «Нет, не правда», – отвечают зачарованные Острова… Птички щебечут, листья трепещут, волны плещут, кругами расходится задремавшая было вода. Чудеса…

Золотые одуванчики на зеленых полянах,
которых так много ранней весной.

Одуванчики золотоголовы в пору своего «золотого детства». Одуванчики царственно белопенны в пору своего расцвета. По осени одуванчики облетают от дуновений ветерка. Их жизнь равно одному лету. Их жизнь коротка-коротка.

Одуванчики — пророческие цветы,
правду возвещающие шепотом в тишине:
цветы не срывайте, счастье не топчите —
жизнь живую любите…

Санкт-Петербург. Павильон на мысу Елагина острова. Арх. Росси.

Острова – реальность, сон, мечта… Или обман?!
Это – «острова для блаженных теней» из «Золотого века», что был, да прошел, оставив в память о себе острова… Они – воплощение «другого мира»,
что собой представляет царство Света, Добра, Красоты,
мечты о Городе-Саде, мечты о «Парадизе на Неве»…
О должном, обещанном, обманном-туманном…

О, острова!

Варенька Доброселова — главная героиня романа Достоевского «Бедные люди». Худ. Боклевский Пётр Михайлович (1816—1897).

Чтобы отблагодарить Макара Алексеевича, Варенька даёт ему почитать свою тетрадь, в которой она отмечала кое-какие мгновения жизни, начиная с детства. То было счастливое время, потому что протекало оно среди рощ и полей, так как батюшка Вареньки Доброселовой был управляющим огромного имения князя П-го. То было благодатное время, подарившее Вареньке возможность уходить в воспоминания, необъяснимые, притягательные, зовущие. «Озеро под горой… Картины поздней осени, когда все мрачнеет – и небо, и лес. Когда ужас пройдет по сердцу, и так радостно возвращаться домой, где шумно и весело»…

Сама о том не ведая, Варенька переживает воспоминания о «Золотом веке», что родственен ей – прекрасному человеку. Переживание это мучительно, ибо дарит «ощущение счастья, проходящее через сердце, даже до боли». Чувство не позволяет разуму забывать об утрате того, за что стоит отдать жизнь – не раздумывая..

Воспоминания Вареньки о «детстве золотом» —
жизни среди рощ, полей, озёр…

«Это озеро, – я как-будто вижу его теперь,это озеро было такое широкое, светлое, чистое, как хрусталь! Бывало, если вечер тих, – озеро покойно; на деревах, что по берегу росли, не шелохнет, вода неподвижна, словно зеркало. Свежо! холодно! Падает роса на траву, в избах на берегу засветятся огоньки, стадо пригонят – тут-то я и ускользну тихонько из дому, чтобы посмотреть на мое озеро, и засмотрюсь, бывало… По синей воде встает белый пар, тонкий, прозрачный. Даль темнеет; все как-то тонет в тумане, а вблизи так все резко обточено, словно резцом обрезано, – лодка, берег, острова… вспорхнет чайка запоздалая, то окунется в холодной воде, то опять вспорхнет и утонет в тумане. Я засматривалась, заслушивалась, – чудно, хорошо было мне!»

Воспоминания Вареньки о «детстве золотом» —
жизни среди рощ, полей, озёр…

Вывод прост, потому что очевиден… Силу людей, смею сказать – всех: и тех, кто ощущает свое сродство с «Золотым веком», и тех, кто уже мало что ощущает, — поддерживает природа: чахлая в Петербургских дворах, несопоставимо роскошнее на Островах и та, которую сохраняют чистые воспоминания детства.

Вы тоже из того же источника силу берете?
Так внемлите тому, что рассказывает о «Золотом веке»
великий страдалец, способный сострадать человечеству
в целом и каждому в нем…

Одинокие облетающие одуванчики осенней порою
на опустевших полях у озера…

Когда князь П-й умер, наследники отказали батюшке от места, семейство переехало в Петербург, и тут началось… Пансион. Плач по длинным, скучным, холодным ночам. Боящаяся даже слова сказать чахоточная матушка. Мрачнеющий день ото дня батюшка. Его смерть. Кредиторы, отнявшие все, что было, лишив их пристанища и пропитания. Дальняя родственница с загадочными доходами и занятиями, приютившая из милости вдовицу и сироту беспомощную. Поминутные попреки, что они не по силам горды. И… Тень помещика Быкова, не оставляющего бедных людей, безнадежно-беспомощных, своим якобы покровительством.

«Как тяжело мне было привыкать к новой жизни. Мы въехали в Петербург осенью. Когда мы оставляли деревню, день был такой светлый, теплый, яркий; сельские работы кончались; на гумнах уже громоздились огромные скирды хлеба и толпились крикливые стаи птиц; все было так ясно и весело, а здесь, при въезде нашем в город, дождь, гнилая осенняя изморозь, непогода, слякоть и толпы новых, незнакомых лиц, негостеприимных, недовольных, сердитых! Окна наши выходили на какой-то желтый забор. На улице была постоянно грязь. Прохожие были редки, и все они так плотно кутались, всем так было холодно. А дома у нас по целым дням была страшная тоска и скука».

Обобщая опыт первых лет жизни в Петербурге, Варенька утверждает: «Бедный родственник – страшное клеймо во всей его жестокой унизительности». А Варвара Алексеевна, безусловно, достойнейший человек: умна, усердна в работе – старается свои деньги иметь, тоже жаждет творить добро. И читает немало. И еще…

Oна не слепа: обо всем происходящем здраво рассуждает, но… В том печальном положении, в коем она пребывает, все ее достоинства – тот же вздор. Все, что у нее есть, это – он, Макар Алексеевич: «дальний родственник, который своим именем ее защищает». И у него все, что есть, это – она Варвара Алексеевна, подарившая ему «особое счастье ее удовлетворять» в самом необходимом.

Город к ним суров? Он же – имперская столица!
«Маленькие, бедные люди» для него – что речная волна:
попробуй сочти, угляди, пособи – лучше и не начинать.

В воспоминаниях Варвары Алексеевны особое место занимает студент Покровский – очень бедный молодой человек, учивший всем наукам за квартиру и стол двух юных родственниц хозяйки, Вареньку и Сашу. Жил он скромно, смирно, тихо – незаметно для других. С виду был такой странный, неловкий, так чудно говорил. По целым дням сидел за книгами и все покупал книги, чуть заведутся деньги. Он был добрейший, достойнейший человек, наилучший из всех, которых Вареньке удавалось встречать.

Варенька и Покровский полюбили друг друга. Несколько недель их жизнь была полна и тихо счастлива – откровенные и чистосердечные разговоры обо всем, что на ум приходило, что срывалось с сердца, восторженные признания в пламенной дружбе. Потом…

«Бедные люди». Старик Покровский бежит за гробом своего сына. Художник Н. Каразин. Начало 1890-х

Потом сладкие часы свиданий сменило горе, черное горе. Смерть уже стояла над бедной матушкой Вареньки, а затем и над Покровским совершила свой страшный суд!

Не нужны такие люди: странные, больные, бедные.
Особенно те, что не способны реальной жизнью жить,
в какие-то умствования уходят, от которых проку нет.

«Бедный, чахлый цветок их любви
сгорел от зноя дневного».

«Петербург Достоевского» — типичный двор-колодец…
Утро в «Ноевом ковчеге» начинается для Макара Алексеевича с чаю. Он пьет его «ради чужих, для вида, для тона». Попив чаю, Девушкин выходит в город, чтобы совершить каждодневный путь в департамент, где он служит. Путь длинен: тянется через центр города от Коломны до Выборгской стороны. Весь Петербург предстает перед ним: город дворцов и трущоб поутру ничем не прикрыт, ни за что, ни от кого не прячется.
Санкт-Петербург. Река Фонтанка, текущая через Коломну
к Большой Неве, за которой стоит Выборгская сторона.
Каждодневный путь Девушкина в департамент.
Снято в одно из последних петербургских наводнений.

«Случается мне, моя родная, рано утром, на службу спеша, заглядеться на город, как он там пробуждается, встает, дымится, кипит, гремит, — тут иногда пред зрелищем таким умалишься, что будто б щелчок какой получил от кого-нибудь по любопытному носу, да и поплетешься тише воды, ниже травы своею дорогой и рукой махнешь!»

Где тут единение, как в случае с природой? Нет его.
Где тут гармоничность соотношений? Не может быть ее,
ведь не считать же «гармонией» бесчеловечность, заставляющую горожан терять в себе все человеческое.

Санкт-Петербург. Река Фонтанка, текущая через Коломну
к Большой Неве, за которой стоит Выборгская сторона.
Каждодневный путь Девушкина в департамент.
Снято в одно из последних петербургских наводнений.

Макар Алексеевич Девушкин заботится о «репутации», в нем есть «амбиции». При том, есть понимание, что ему нет места в обществе, «наиважнейшая гражданская добродетель которого – уметь зашибать деньгу». Так он и живет – с виду «смирненький, тихонький, добренький», а в душе переживая «слишком вольные мысли».

В чем они? В том, что составляет созидательный катехизис и нынешнего — нашего с вами — российского сообщества… Нет систематизации горожан по категориям и чинам. Всем должна править нравственная точка зрения, согласно которой «достойный человек» – тот, кто «честным трудом добывает хлеб свой и употребляет его законно и безукоризненно».

Санкт-Петербург. Река Фонтанка, текущая через Коломну
к Большой Неве, за которой стоит Выборгская сторона.
Каждодневный путь Девушкина в департамент.
Снято в одно из последних петербургских наводнений.

Макар Алексеевич пребывает в постоянном сопротивлении бедности, горестям, униженности. Одна из форм борьбы – уход в тайное, внутреннее существование, где он – поэт («наездник на Пегасе»), он – мечтатель-романтик, созерцатель несовершенств окружающего мира, и напротив, поклонник всего того, что отмечено красотою. Он способен воспринять и понять ту петербургскую жизнь, что течет во дворцах и особняках, и ту, что корчится от нищеты в углах огромных домов, подобных его «Ноеву ковчегу».

«Теперь же разглядите-ка, что в этих черных, закоптелых, больших, капитальных домах делается, вникните в это, и тогда сами рассудите, справедливо ли было без толку сортировать себя и в недостойное смущение входить. Это, может быть, слишком вольная мысль, родная моя, но эта мысль иногда бывает, иногда приходит и тогда поневоле из сердца горячим словом выбивается».

Санкт-Петербург. Река Фонтанка, текущая через Коломну
к Большой Неве, за которой стоит Выборгская сторона.
Каждодневный путь Девушкина в департамент.
Снято в одно из последних петербургских наводнений.

Вера Макара Алексеевича Девушкина светла и жизнеутверждающа: для него те, которым сироту оскорбить нипочем, – просто дрянь, что только числится людьми, на самом деле их нет. Для него шарманщик скорее к себе почтение внушит, потому что он – сам себе господин, сам себя кормит. Он «благородный нищий», который никому не кланяется, ни у кого хлеба не просит, полезным трудом занимается: удовольствие другим приносит. Стыдно другое…

Стыдно о себе одном думать, стыдно для себя одного жить. «Мучительно должно быть для всякого слышать Христа ради, и мимо пройти, особенно, если просит запуганный ребенок – птенчик, из гнездышка разбитого выпавший»…

Макар Алексеевич отстаивает достоинства
«гордой бедности», как последнего оплота
сохранения человеческого достоинства.

Крюков канал. Колокольня Никольского собора.
Октябрьское наводнение, как обычно захватившее весь
исторический центр Петербурга.

Отчего вы, Варенька, такая несчастная? Ангельчик мой! да чем же вы хуже их всех? Отчего это так случается, что вот хороший-то человек в запустенье находится, а к другому кому счастие само напрашивается? Знаю, знаю, маточка, нехорошо это думать, что это вольнодумство; но по искренности, по правде-истине, зачем одному еще в чреве матери прокаркала счастье ворона-судьба, а другой из воспитательного дома на свет божий выходит?»

Санкт-Петербург. Река Фонтанка, текущая через Коломну
к Большой Неве, за которой стоит Выборгская сторона.
Каждодневный путь Девушкина в департамент.
Снято в одно из последних петербургских наводнений.

«Бедность – не порок», говорит расхожая истина. Варенька с этим утверждением не согласна. «Ах, друг мой! несчастие – заразительная болезнь. Несчастным и бедным нужно сторониться друг от друга, чтоб еще более не заразиться».

Варенька,– хочется умолять: не слабейте духом!
Уединение для «осиротевших людей» – не спасение.
Уединение для «осиротевших людей» – погибель.
В той западне, в которую «бедные люди» попали,
«теперь лишь они одни составляют все друг для друга».
Верьте, Варенька, тому, что говорит Макар Алексеевич…
Каждый человек должен быть кому-то нужен.

Устье реки Фонтанки, впадающей в Неву у Летнего сада,
за Михайловским замком и Самсониевским мостом.

«А подошва – вздор и всегда останется простой, подлой, грязной подошвой. Да и сапоги тоже вздор! И мудрецы греческие без сапог хаживали, так чего же чиновнику петербургскому с таким недостойным предметом нянчиться»!

Верьте, о Варенька, Вами же сказанному…
«Благородный человек тот, кто тверд в несчастиях.
Да и чего отчаиваться: это все временное»!

Валюты решетки Летнего сада — такие черные на фоне золотом.
Такие драконоподобные в своем агрессивном закручивании.
В Петербурге везде символы потустороннего мира.
Например, в этом месте около 300 Медуз горгон.

Через судьбы двух прекрасных людей — героев романа — проходит «Колесо жизни со всеми её порядками» (В. Г. Белинский). То — «вседневный, подлый быт, что заедает, стараясь отобрать самое главное – «к себе уважение».

«Колесу» приходится «долго дробить члены и кости» людям, единственная сила которых в том, что «каждый трепещет за жизнь и за счастие каждого», и это составляет их «гордость, их смелость» (Ф. М. Достоевский).

Владимирский собор (» – ская церковь») на Владимирской площади в Петербурге. Прихожанином храма в последние годы жизни был Ф. М. Достоевский и в настоящее время здесь ежегодно совершается панихида памяти писателя.

«Колесо жизни», как положено ему,
начало разворачиваться неожиданно, вдруг…

«Вот оно было как: пошел, во-первых, я раным-ранешенько… Дождь такой, слякоть такая была сегодня! Я, ясочка моя, в шинель-то закутался, иду-иду да все думаю: «Господи! прости, дескать, мои согрешения и пошли исполнения желаний». Мимо – ской церкви прошел, перекрестился, во всех грехах покаялся да вспомнил, что недостойно мне с Господом Богом уговариваться. Погрузился я в самого себя и пошел. На улицах было пусто, а кто встречался, так все такие занятые, озабоченные, да и не диво: кто в такую пору раннюю и в такую погоду гулять пойдет!»

Гороховая улица — один из трех лучей, пронизывающих Петербург,
исходя от Башни Главного Адмиралтейства…

«Когда я поворотил в Гороховую, так уж смерклось совсем и газ зажигать стали. Шумная улица! Какие лавки, магазины богатые; все так и блестит и горит, материя, цветы под стеклами, разные шляпки с лентами. Подумаешь, что это все так, для красы разложено – так нет же: ведь есть люди, что все это покупают и своим женам дарят. Богатая улица! Сколько карет поминутно ездит; как все это мостовая выносит! Я во все кареты заглядывал, все дамы сидят, такие разодетые, может быть и княжны и графини.»

Отчего вы, Варенька, такая несчастная —
рефрен всех внешних впечатлений Девушкина.

Золотой орел на ограде Аничкова дворца, что выходит на Невский.

Первые письма датированы апрелем. Последнее написано 30 сентября. Шесть месяцев длилось противостояние. И что же – «зло было наказано, добродетель восторжествовала»? Нет.

«Колесо жизни», наехав на человека, не остановится,
пока не заставит его пережить предельное унижение.

Для Девушкина таким унижением стало распекание, устроенное Его превосходительством за пропущенную при переписке важного документа строку. Дело даже не в распекании самом, а в пуговке, что висела на ниточке и вдруг сорвалась, отскочила, запрыгала, покатилась, проклятая, к стопам Его превосходительства. Макар Алексеевич бросился ловить ее и к оторванным ниткам, улыбаясь виновато, прилаживать. Все увидели, до какого убожества он дошел… И тут Его превосходительство протянули ему сто рублей и руку пожать изволили, как достойному человеку…

Золотой орел с лавровым венком на торшерах мостов,
по сути, — то главный символ Николаевского Петербурга.

«Ступайте, говорит, чем могу… Ошибок не делайте, а теперь грех пополам». «…клянусь, что как ни погибал я от скорби душевной в лютые дни нашего злополучия, глядя на вас, на ваши бедствия, и на себя, на унижение мое и мою неспособность, несмотря на все это, клянусь вам, что не так мне сто рублей дороги, как то, что его превосходительство сами мне, соломе, пьянице, руку мою недостойную пожать изволили! Этим они меня самому себе возвратили».

«Хорошо жить на свете, Варенька,
особенно в Петербурге!»
Ничуть не бывало, Макар Алексеевич, а совсем напротив:
на этом все хорошее, что было в Вашей, да и ее жизни, закончилось, как пуговица закатилось, и не нашлось.

Последнее письмо Вареньки Доброселовой
Макару Алексеевичу Девушкину…

В письме своем последнем Варенька сообщает своему другу и покровителю… В Петербурге появился помещик Быков и объявил, что ищет Варенькиной руки, чтобы вернуть ей честь, то есть на ней жениться и, заведя законных наследников, лишить наследства своего негодяя племянника. И… Варенька…

Варенька решилась… Решилась, несмотря на то, что господин Быков, намереваясь зайцев травить в своей степной деревне, затравит и ее своими попреками. Непременно затравит… «Тоска ее сердечко высосет, грусть его пополам разорвет». Там степь, там голая степь, как ладонь голая, и она в этой степи одна одинешенька, без участия дружеского, без письма, нежности полного»…

Варя избирает Путь крушения всех надежд,
ибо в «золотое детство» не возвращаются…

Илл. к роману Достоевского «Бедные люди».
Худ. С. Косенков. «Девушкин с письмом — последним». 1983 г.
Нельзя сдаваться людям прекраснодушным!
Кто же будет верить в возвращение «Золотого века»?!
У прекраснодушных людей нет выхода:
они пойманы – везде одни тупики…Моя душа так полна, так полна теперь слезами…
Слезы теснят меня, рвут меня. Прощайте.
Боже! как грустно. Помните, помните вашу бедную Вареньку!»«Нет, вы мне еще напишите, еще мне письмецо напишите, еще мне письмецо напишите обо всем, и когда уедете, так и оттуда письмо напишите. А то ведь, ангел небесный мой, это будет последнее письмо; а ведь не может так быть, чтобы письмо это было последнее! Ведь вот как же, так вдруг, именно, непременно последнее. Да нет же, я буду писать, да и вы-то пишите…»
Еще чуть-чуть и одуванчиков не будет,
потому что истечет срок их недолгой жизни…

Напрасны мольбы. Все закончено… И все потому, что в «Парадизе на Неве» – Прекрасном граде, обещавшем наделить горожан Всеобщим счастьем, «Колесо жизни» планомерно вершит свое черное дело…

Так расстались два человека, вина которых в том, что были родом они из «Золотого века». Были они «прекрасными людьми, встававшими и засыпавшими счастливыми и невинными, великий избыток непочатых сил которых уходил в любовь и в прекраснодушную радость».

Только не солнце обливало их теплом и светом,
а петербургская изморозь холодила сердца.
Их души умерли, когда «колесо» закончило свою работу:
лишив надежды на самое малое, почти невидимое счастье – делить друг с другом их горести и заботы.

О, Петербург, это – непростительная жестокость…

<—Белые ночи

Приговорить «к смертной казни расстрелянием» —>

Leave a Reply