Елизавета Петровна — российская императрица

Кто она — Императрица Елисавет, в человеческой сути своей?

Одни ошибки и соблазны, украшения и наряды, балы и маскарады, интриги и сердечные страдания? Рисуем портрет героини, опираясь, как того требует общая цель, на сведения поэтического свойства.

Родилась 18 декабря 1709 года. Знаменательное время рождения: именно в этот день восторженная Москва праздновала возвращение Пет­ра после триумфальной Полтавской победы.

Родилась в селе Коломенском. Место рождения — сказочное. Терра­са над поймой Москвы-реки. На ней — множество деревянных теремов, собравшихся в хоровод, чтобы стать дворцом деда Елизаветы — царя Российского Алексея Михайловича. Неподалеку от дворца — знамени­тый белый столп церкви Вознесения.

Есть одно обстоятельство, на которое история дома Романовых «за­крывает глаза»: перед людьми и Богом царь Петр назвал своей супру­гой мать Елизаветы — Екатерину только в 1711 году. Значит, будущая Императрица — незаконнорожденная и не имеет права на русский пре­стол? «Закроем глаза» на это и мы: пусть сама Елизавета даст объясне­ния там, где все за все понесут ответ.

В детстве будущей Императрицы было много чисто русских впе­чатлений-развлечений в селах Коломенском, Покровском, Александров­ской слободе. И позднее, она любила народные песни, хороводы, наря­ды. Даже сама писала стихи в том же роде…

Во селе — селе Покровском
Среди улицы большой
Разыгралась — расплясалась
Красна девица душа-
Авдотьюшка хороша…

Не будем узнавать, какие увлечения молодых лет заставили Елиза­вету Петровну обратиться к поэтическому творчеству. Это — предосуди­тельное любопытство. К тому же, главное мы уже узнали. Оно — в том, что будущая Императрица имела чувствительное сердце: открытое ко всему, без чего не жива человеческая душа.

О том же свидетельствуют еще два, принадлежащих ей, поэтичес­ких произведения, правда, уже во французском духе: эссе и галантная пастораль…

Всякий рассуждает, как в свете б жить,
А недоумевает, как с роком бы быть:
Что така тоска и жизнь не мила,
Когда друг не зрится, лучше б жизни лишиться
Вся-то красота.

Что за мысли, Елисавет? Вы — «дщерь Петрова»: Ваш удел — Вели­кие деяния! А она — про свое: про женское…

Чистый источник! всех цветов красивей,
Всех приятней мне лугов,
Ты и рощ всех, ах! и меня счастливей,
Гор, долинок и кустов…
Тише ж ныне, тише протекайте,
Чисты струйки по песку,
И следов с моих глаз вы не смывайте, —
Смойте лишь мою тоску.

Логичен вопрос — не сентиментальным же вздохам претендентки на Российский престол обязано своим появлением «золотое царство»?

Возникает предположение, не лишенное, на мой взгляд, оснований. Елизавета Петровна, в сравнении с другими преемниками Великого Пет­ра, занимала особое положение по отношению к Власти. Ее предшест­венники были Властью пользующимися. Она стала Власть получившей в дар за деяния своего Великого отца.

Сама Елизавета Петровна, как правительница, могла быть любой: чувствительной — бессердечной, доброй — злой, умной — глупой, деятель­ной — ленивой. Это не имело никакого значения. Важным было лишь то, что она — «дщерь Петрова», ибо это, само по себе, — гарантия продолже­ния Великих преобразований.

 

От новой Императрицы, в сложившихся обстоятельствах, требова­лось быть носительницей символа и все. Она могла даже и не продол­жать дел Отца. Что бывало и не раз, как, например, в случае с «Долж­ностью архитектурной экспедиции». Дело Петрово само, без участия «дщери Петровой», продолжилось бы: так решила история России или российская судьба. А может быть, действительно, так решил русский народ с его опоэтизированным монархическим сознанием: верой в «Ца- ря-батюшку», «Императрицу-матушку».

Мы в наше время не придавали значения силе монархического со­знания в российском народе, хотя, очень похоже, что именно она позво­лила затянуться на долгие годы российскому социальному эксперимен­ту. Мы верили в «Отца Отечества», мы боготворили его и подчинялись тирану до тех самых пор, пока не помутнела общественная вера…

Принято видеть в виршах Ломоносова «нравоучительную поэзию», с которой поэт обращался к Сильным мира сего. Подобное представле­ние очень сомнительно. Ломоносов не мог позволить себе поучать Ели­завету Петровну: он искренне боготворил Ее и поклонялся Ей, уповая на то, что и Она служит Должному. История сохранила отсветы-отблес­ки, раскрывающие тонкости отношений к монархам самых просвещенных россиян. Например…

Кабинет-министр Артемий Петрович Волынский сказал: «Наша Им­ператрица — дура». Тем самым он совершил святотатство и поплатился за него жизнью. Он не мог не пойти на святотатство, потому что для него не было тайн в Аннинском правлении.

Михайла Васильевич Ломоносов посвятил Анне Иоанновне «по­хвальные» вирши. То — «Ода блаженныя памяти Государыне Императ­рице Анне Иоанновне на победу над турками и татарами и на взятие Хотина 1739 года».

Россия, коль счастлива ты
Под сильным Анниным покровом!
Любовь России, страх врагов,
Страны полночной Героиня,
Седми пространных морь брегов
Надежда, радость и богиня,
Велика Анна, ты доброт
Сияешь светом и щедрот.

Кто из двух россиян, действительно, искренней в своих высказыва­ниях — Волынский или Ломоносов? Оба. Только первый уже не верит в «Богиню». Второй еще верит и, судя по «Одам», посвященным Анне I, Елизавете, Екатерине II, будет верить до конца своих дней.

Для Ломоносова источник Российских бед — не монархиня, а «чу­жие народы» — иноземцы, приближение которых к престолу «оскорби­тельно» для россиян, особенно, для тех, кто не лишен «народного чув­ства».

…Избавь меня от хищных рук
И от чужих народов власти:
Их речь полна тщеты, напасти,
Рука их в нас наводит лук.

Приравнивая избранность к божественности, даже самые просве­щенные россияне прощают своим монархам все жестокости, отсутствие нравственности, требуя неукоснительного соблюдения единственного ус­ловия — поддержания веры в то, что идея Отечества для монарха превы­ше всего. В случае с Елизаветой Петровной даже вера народа была ей дарована изначально и освящена «оскорблением» в Послепетровское ли­холетье.

«Золотое царство» в золотых дворцах возникло на силе
трех свойств чисто русского монархического сознания:
— извечном для россиян обожествлении Власти;
— чувстве любви к Отечеству, ставшему Петровой Россией;
— расцвете художественного творчества,
движимого стремлением утвердить Славу Всероссийскую,
где Императрица — олицетворение этой Славы!

Вот так, Елизавета Петровна!

Вы — Слава России, ее Божество!

Вы — надежда на избавление от «чужих народов власти»,
невыносимой для россиян, помнящих время Петровых побед.

Вы — надежда на возвращение в жизнь высоких идеалов:
Будущего, Отечества, Служения народу.

Время избирает Вас для Великих деяний!
Извольте царствовать, «дщерь Петрова» — прекрасная Елисавет!

Мне кажется, театрализация Елизаветинского двора — свидетельст­во глубинного, подсознательного понимания, что Императрица — фигу­ра условная. Она должна быть сверкающей от обилия драгоценностей на золотом-серебряном шитье — и она становится такой.

Более того, мне кажется, под всей этой внешней роскошью, прячет­ся натура глубоко трагичная — осознающая свою неправду.
Незаконнорожденность.
Незаконность восшествия на престол при живом Императоре Иоан­не VI Антоновиче.
Несоответствие ее возможностей Должным для правительницы столь огромной империи. И еще-неисполнимость собственных надежд на простое женское счастье: муж, дети, семья…
Ей бы свое — человеческое. А тут…

Ваше Императорское Величество, Ваш выход на сцену!

И начинается: ночь превращается в день, еще более солнечный, чем тот, на который способна петербургская природа.

Что поделаешь, Елизавета Петровна, слышите глас народа в сло­вах Российского пиита? «Я в поле меж огнем; я в судных заседаниях меж трудными рассуждениями; я в разных художествах между многоразлич­ными махинами; я при строении городов, пристаней, каналов между бес­численным народа множеством; я меж стенанием валов Белого, Чернаго, Балтийскаго, Каспийскаго моря и самого Океана духом обращаюсь; везде Петра великаго вижу, в поте, в пыли, в дыму, в пламени; и не могу себя уверить, что один везде Петр, но многие; и не краткая жизнь, но лет тысяча».

Что поделаешь, Елизавета Петровна, нельзя обмануть надежд вер­ноподданных, поверивших в свое Счастье. Помните вирши великого поэ­та? Они точно передают суть текущего момента…

Между палат.., где был недавно лес;
Мы веселимся здесь в средине тех чудес.
Но мы бы в лодочке на луже чуть сидели,
Когда б великаго Петра мы не имели.

Бедная, счастливая Елисавет, за плечами которой стоит тень Вели­кого отца, у подножия трона ликуют россияне, вновь обретшие веру в Божество… Ах, Елисавет!

<— ПРОЛОГ

ФРАНЧЕСКО БАРТОЛОМЕО РАСТРЕЛЛИ — ПРИДВОРНЫЙ ЗОДЧИЙ —>