О тень великая, спокойся:
Мы помним тьмы твоих заслуг;
Безмолвна в вечности устройся:
Твой труд меж нами жив вокруг.
Не предадим твоей любови,
Не пощадим последней крови…
«Ода на восшествие на престол
Екатерины II…». 1762.
Небольшая биографическая справка. Родился 8 ноября 1711 года в деревне Мишанинской, близ Холмогор, в 150 километрах от впадения Северной Двины в Белое море. Говорят… Не прислушивайтесь к рассказываемому шепотом. К тому же, титанов искони рождал лишь союз Земли и Неба.
Та земля, где родился Ломоносов, как и вся природа Севера, имеет особую красоту — Откровения. В ней есть Великая простота, сквозь которую проглядывают основы Мироустройства. Мерно-величественно течет Река по шеломеню Земли. Течет в сдержанно-суровом ритме холмов — волн туда, где на краю Земли и Неба стынут Вселенские воды.
Российского титана подарила людям Божественная сила
огромной линейной безмерности: вышины, глубины и шири.
Он родился там, где любой изгиб земной поверхности
воспринимается глубинным содроганием недр Земли.
Там, где Небо, уходя в бесконечную вышину, смотрит
в душу людей всей торжественностью Вселенского покоя.
Там, где первозданная обнаженность сути Бытия
соотносит в одно целое и Звездные миры, и Человека.
Летопись жизни Ломоносова удивляет однонаправленностью: будто идет по своему пути человек, явно кем-то ведомый…
1730 год. В 19 лет Ломоносов отправляется учиться в Москву. Каким образом могла возникнуть в человеке, живущем на краю земли, подобная потребность? Попробуйте найти какое-то иное объяснение…
То звезды, загорающиеся в Небе огненными сполохами,
поманили жгучей тайной неведомого — непостижимого,
заставив ощутить свою «призванность» к Высшему.
1735 год. В числе лучших учеников Славяно-греко-латинской академии Ломоносов был затребован в Петербург в Академию наук.
1736 год. Отправлен в Германию для изучения химии и горного дела.
8 июня 1741 года. В последние дни изживавшего свой срок Петербургского лихолетья, Ломоносов возвращается в Отечество.
4 апреля 1765 года. Умирает в возрасте 54 лет. 19 из них ушло на рождение жажды знаний. 11 — на прохождение всех ступеней обучения. 24 — на работу или, как мы говорим сегодня, на реализацию той цели, с которой человек пришел в Мир. Или, лучше, — на исполнение того, что потребовали Звездные миры и Вечность.
Скажете, зачем говорить столь выспренным слогом? Это — не выспренность. Это — необходимая попытка приблизиться к «высокому штилю» рассуждений того человека, сущность мировоззрения которого нам так важно понять.
Ломоносов немало добрых слов сказал о Петербурге, причем, тех самых, какие может сказать человек, наделенный особым — художественным восприятием мира. «Ровную и низкую земли плоскость подостлала натура, как бы нарочно для помещения гор, рукотворных для доказания исполинского могущества России, ибо хотя нет здесь натуральных возвышений, но здания огромныя вместо их восходят». Значит, согласно видению Ломоносова…
Петербург в двухмерной плоскости дельты Невы —
«рукотворные горы зданий», «восходящих к небесам»,
для «доказания исполинского могущества России»,
несомненно, духовного, что явит себя в Будущем.
Героизированное восприятие столицы, несомненно, обусловлено верой в преобразующую силу дела Петрова, продолженного в трудах его преемников и российского народа. «Посмотрите на… отменныя гражданские учреждения и строения, посмотрите на сию новую Российскую столицу. Не ясно ли воображаете способность нашего народа, толь много предуспевшего во время, едва большее половины человеческаго веку?»
Пожалуй, самые интересные суждения о Петровом граде содержит статья на открытие Академии художеств. «.. .рассуждая место сего учреждения, возможно ли представить другое пристойнее и удобнее сего великаго и прекраснаго города во всем Российском государстве… Взиря на великолепные Монаршеския домы и при них знаменитых богатых особ, подумать можно, что здесь обитают многих держав властители. Распростертые рядом по главным берегам невским и меньших протоков государственныя и обывательския палаты каким великолепием восхищают зрения, усуглубляя красоту в струях спокойным изображением, пресекающимся то от волнения, то от плавающих многочисленных судов разнаго рода, отнимающих любезное мечтание на время, якобы для увеличения приятности и смотрящих жадности. Взойдет кто на высокое здание, увидит, кругом осматривая, якобы плавающие на водах домы и токмо разделенныя прямыми линеями, как бы полки, поставленные урядными строями. При сем каналы, сады, фонтаны, перспективы в самом городе и увеселительных домах, окрест его лежащих церквей благоговейное мноржество, хотя числом старинной столице уступает Петрополь, но красотою превосходит. Она древностию благородней, сей новостию счастливее, чуднее скорым возращением, основателем преславнее». Вот так, согласно тому же видению…
Петербург, в Ломоносовском представлении, —
двуединство живописной и регулярной планировки.
Он — и Сад на воде («плавающие на водах домы»).
Он — и геометризированный в армейском порядке Град
(«разделенный прямыми линеями, как бы полки»).
Он — то новое, что стало лучшим, в сравнении со старым.
И все же, куда более интересен нам Михайла Васильевич, как поэт. Читаем «Вечернее размышление о Божием Величестве»…
Лицо свое скрывает день;
Поля покрыла мрачна ночь;
Взошла на горы черна тень;
Лучи от нас склонились прочь;
Открылась бездна звезд полна;
Звездам числа нет, бездне дна.
«Бездна» будет одним из ведущих образов-понятий петербургской поэтики на протяжении всей истории Прекрасного града. Она уже явила себя в Петрову пору и не только в метафорической, аллегорической разработке темы водной стихии. Сказав, «Царь-Антихрист», народ сказал, что, как апокалиптический «зверь»,«сатана», он «выходит из бездны». Видите, возникает-громыхает шлейф тянущихся друг за другом образов-пророчеств. Трактовки, подобной Ломоносовской, это мифологическое чудо-чудовище не получит больше никогда.
«Бездна, полная звезд», что подарок-обещание:
«Не быть граду пусту», потому что всегда
рядом с «Бездной-Морем» будет стоять в его судьбе
«Бездна-Небо», куда, с тем же постоянством,
будут устремлены помыслы и дела лучших сынов России.
Продолжаем чтение…
Песчинка как в морских волнах,
Как мала искра в вечном льде,
Как в сильном вихре тонкий прах,
В свирепом как перо огне,
Так я в сей бездне углублен
Теряюсь, мысльми утомлен!
Уста премудрых нам гласят:
Там разных множество светов;
Несчетны солнца там горят,
Народы там и круг веков:
Для общей славы божества
Там равна сила естества…
Какое мировоззрение! На одном полюсе — Вселенская безмерность, соотнесенная с Вечностью. На другом — неуловимость земных реалий. Звено, связующее два полюса воедино, — Человек мыслящий: «углубленный в бездну», видящий, как в «круге веков» рождаются и гибнут Солнечные миры.
В «Утреннем размышлении о Божием величестве» появляются пространственно-временные уточнения, в которых Мироздание обретает динамику спиралевидного движения…
Когда бы смертным толь высоко Возможно было возлететь,
Чтоб к солнцу бренно наше око Могло приближившись воззреть,
Тогда б со всех открылся стран Горящий вечно Океан.
Там огненны валы стремятся И не находят берегов;
Там вихри пламенны крутятся,
Борющись множество веков;
Там камни, как вода, кипят,
Горящи там дожди шумят…
Что за удивительная Вселенная предстает перед нами! Не застывшая в совершенстве своем, а напротив — полная движения: непрерывного, разномасштабного, в различных ритмах протекающего, где исходный импульс — космический: «горящий вечно Океан».
Перед нами — волшебное, фантастическое, космогоническое, пантеистическое представление о Мире и месте Человека в нем! Очень далекое от сегодняшнего, все восторги потушившего, самоощущения. Не близко оно и к тем взглядам, что последуют за ним долгой чередой.
Имея опыт прочтения Растреллиевой архитектуры, можно сказать: мироощущение, запечатленное в поэтических виршах и архитектурной форме, типологически совпадают. Значит, перед нами — источник образов и оправдание Елизаветинской поры…
«Золотое царство» в золотых дворцах возникло, благодаря
оптимистическому видению Мира, которое отличает:
жизнедеятельно -жизнеутверждающая сила;
чувство восторга перед грандиозностью Мироздания,
наделяющее образы этаким «возвышенным парением»;
свобода воображения, рисующего картины динамичные,
контрастные, с предельно четко выраженным ритмом;
вера в то, что «натура» — явление Высшей гармонии,
свойственной сотворенному Богом Мирозданию и Человеку.
Нет в Ломоносовском видении Мира христианского смирения, согласно которому Земля — то, что «должно минуть», ибо человек запятнан «первородным грехом» стремления, познав запретное, «стать, как Боги». Нет смирения духа и в дивных Растреллиевых видениях. Напротив…
В «золотом царстве» запечатлена
вся полнота единения Природы — Бога — Человека.
Эта связь действовала в Петербурге изначально,
наделяя созидательной силой Петровы благие намерения.
Пронизав Город энергетическими токами,
возвышенно-величавое Триединство стало той вершиной,
с которой началась падение в безверие —
отрицание и человека, и Бога, и Природы.
Как могло возникнуть совпадение мировоззрений: пиит пришел в Петербург из леденеющего «в мразе» Севера, зодчий имел корни в Италии, изнемогающей от Солнца? Ответ слышен отчетливо…
Для Ломоносовского и Растреллиева видения Мира Пространство и Время не могут быть «своими» или «чужими»: они Божественные основы Мироустройства.
Есть дополнения…
Грандиозность образов, сила токов, пронизывающих целое,
не мешает виршам и архитектурной форме
быть «украшенными разсуждениями» —
витиеватыми, замысловатыми, декоративными.
Таковы же носители столь возвышенного мировоззрения — и витийствующий оратор в напудренном парике и в голубом, расшитом золотом, камзоле, и зодчий, снедаемый внутренним пламенем — великой жаждой творчества.
Опять «театр»? Опять! Но, бездуховного раскола.
Напротив, во всей красоте своего жизнерадостного мироощущения.
Как счастливы они были в искренности игры своей!
Были…
<— «ФИНАЛ» В СТИЛЕ НОВОГО ВРЕМЕНИ
ХАРАКТЕРИСТИКИ ЕЛИЗАВЕТИНСКОГО ПЕРИОДА В ИСТОРИИ ПЕТЕРБУРГА 1741-1761 —>