Третья установка (результативная).

АРХИТЕКТУРА — ИСКУССТВО, ПРЕОБРАЗУЮЩЕЕ РЕАЛЬНОСТЬ,
ИСХОДЯ ИЗ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О СОВЕРШЕНСТВЕ
И МИРОЗДАНИЯ И ЧЕЛОВЕКА.

Лишь в XVIII веке ученые осознали, что, каков человек, зависит «от Неба» —- ландшафта, климата, представлений о Мироздании и месте человека в нем. Очень скоро это утверждение произвело на свет еще одну аксиому: каков город — таковы и горожане. Объединим оба, несомненно верных, высказывания в одно смысловое целое.

Какова «первая природа» — Богами или Богом сотворенная,
какова «вторая природа» — архитектура, созданная людьми,
такова «третья природа» — сам человек.

Подобная взаимосвязь не могла не вылиться в цель:
с помощью Мира вещей и Архитектуры влиять на человека —
гармонично развивая все многообразие свойств его души и тела,
или подчиняя то и другое навязываемому извне порядку.

Если так, трехступенная лестница сомасштабности
человека и окружающих миров есть ни что иное,
как три ступени восхождения этого человека к совершенству.

Что такое совершенство? Обращаемся, как положено, к Витрувию: «совер­шенно то, в чем ничего нельзя изменить, ни прибавить, ни убавить, не потеряв целого». Не знаю, увидели ли Вы, но в исходном определении уже очерчена суть классико-классицистических проблем…

Совершенно — ставшее во времени, то-есть статичное;
законченное в пространстве, есть симметричное;
универсальное для всего и вся, как Истина. Значит…
Подлинная красота — нечто высшее, идеальное, абсолютное:
безразличное ко всему, кроме собственного совершенства.

Перед нами — замкнутый круг. Очерченный для защиты человека от Зла? Нет, пожалуй, очерченный, как тот «капкан», в который он непременно попадет­ся. И надолго. И в России тоже.

Чтобы убедиться в опасности классико-классицистической трактовки со­вершенства, введем три новых понятия, узко-специальных и, одновременно, неотделимых от общечеловеческой проблематики: итальянская перспектива, точка схода,главная точка восприятия.

Чтобы после Средневековья с его упованием на Бога начался Ренессанс, не хватало одного — изобрести итальянскую перспективу. Вернее, не изобрести, а вспомнить то, что открыли в 5 веке до новой эры — во времена ВЫСОКОЙ КЛАССИКИ. Первооткрывателем этого чуда был Агафагор, писавший декора­ции для трагедий Эсхила. Потом открытие перекочевало с театральных задников на живописные полотна Аполлодора из Афин, прославившегося блистательным использованием глубинной перспективы. Эллинистические и римские художни­ки усовершенствовали методику Агафагора-Аполлодора, а потом, насладившись чудесным изобретением человеческого воображения, все о нем забыли. Забыли до тех самых пор, пока не грянуло очередное возрождение КЛАССИКИ и не была заново открыта глубинная перспектива, ставшая итальянской.

Перспектива, в переводе с латинского, — смотреть сквозь что-то, проникая взором в какую-то глубину. Чаще всего — в пространственную, можно — и во временную. Есть другое значение понятия: перспектива — совокупность правил изображения трехмерных предметов с помощью лучей, исходящих из одной точки — той, в которой стоит созерцающий все видимое человек.

Осталось узко-специальным представлениям общечеловеческое содержа­ние. Представьте себе пространство в системе трех прямоугольных координат. Ширина и высота образуют двухмерную плоскость, называемую картинной. Все параллельные линии, уходящие в глубину, сходятся, как положено, в одной точке, но — особой. Во-первых, лежит эта точка схода в центре картинной плоскости на пересечении оси симметрии и линии горизонта, потому что на той же оси симметрии, но по другую сторону картинной плоскости, стоит человек, созерцающий все это великолепие, устроенное только для него, в столь замеча­тельной точке стоящего.

А где Бог? Бога нет. Есть главная точка восприятия — в ней стоит человек. Стоит перед картинной плоскостью, как в «предзеркальи». Есть точка схода всех глубинных линий —она равнозначна главной точке восприятия, толь­ко лежит на противоположной стороне картинной плоскости — в «зазеркальи». А где Бог? Бога нет…

Итальянская перспектива ставит в центр Мироздания Человека.
С ее помощью реализуется «гуманистический идеал»,
свойственный Ренессансу, а значит, и КЛАССИЦИЗМУ.

Раньше — в пору Средневековья, изображенный на иконах мир
подчинялся другим законам — «обратной перспективы».
Там человек, оказавшийся в точке схода
смиренно предстоял перед Богом.

Здесь все иначе. На месте Бога — Человек:
источник и центр им самим творимых равновесий…

Вглядитесь в статично-симметричную композицию, встав в  главную точ­ку восприятия,  что лежит на главной оси симметрии, проходящей через центр классицистического ансамбля. Петербург предлагает немало таких возможно­стей, только выбирай. Пространство, смоделированное подобными композиция­ми, имеет совершенно особую выразительность. Пространство становится неподвижным, но не мертвым, а напряженным. Пространство пытается порвать путы архитектурной формы, привязывающей его к точке схода. Форма держит пространство. Его неподвижность придает видимому иллюзорносить, ирреаль­ность, вызывая ощущение остановившегося, застывшего в камне мгновения, столь прекрасного, что принадлежит оно не суетному настоящему, а самой Веч­ности. Вы поняли?..

Статично-симметричная композиция —
отсвет-отблеск иных миров:
идеальных, абсолютных — безразличных к земным реалиям,
занятых только одним — своим собственным совершенством.

Все признаки говорят, именно здесь — в совершенстве,
лежит корень проблемы, которую можно свести
к формуле взаимоисключающего петербургского бытия:
«красота страшна» — «лишь в красоте спасение».

В наше время даже архитекторы не придавали должного значения столь тонким — созерцательно-эстетическим, взаимоотношениям между человеком и окружающим его миром. Возможно, поэтому попытка заставить пережить впе­чатление, под воздействием которого Петербург обратился «злым местом», убе­дит немногих. Есть и другие примеры из ренессансно— классицистической «бумажной архитектурысансно-». Я воспользуюсь одним из них…

«Город Солнца» Томазо Кампанеллы. Привожу описание. Мореход прича­ливает к острову в Индийском океане, выходит на обширную равнину и видит перед собой город, расположенный на высоком холме. Город разделен на 7 поясов или кругов, носящих имена 7 планет. Окружность его равна 7 милям. На вершине холма — открытая площадь, в центре которой возвышается купол круглого храма Солнца. В город ведут 4 дороги, сориентированные по странам света. Пересекая пояса, на которые разделен город, они сходятся на вершине холма, у храма Солнца.

Устройству города соответствует конусообразная социальная иерархия. На вершине — Правитель, именуемый «Солнцем» или «Метафизиком». Внизу — «солярии», граждане государства Солнца, похожие друг на друга во всем: по характеру и привычкам, по телосложению и одежде. Примечательно, место Правителя Кампанелла отводит себе. Солнце — его эмблема. Метафизика — сфера занятий.

Вот так, все распределено в пространстве, все страсти сведены на нет высокими стенами, все сосредоточено в одном центре, где восседает Он — все знающий, все могущий не Бог, а Человек, сотворивший этот идеальный центрически-симметричный мир. Остается петь аллилуйю, славя… Нет, не создателя этого мертвого равновесия, а историю, что сделала геометрически совершенные мечтания достоянием бумаги. Как бы то ни было…

Классицистической традицией накоплен огромный опыт
реальных воплощений великих идей: только изучай,
переходя с одной исторической ступени на другую:
Афины — Рим — Константинополь,
Киевская Русь — Московия — Петербургская Россия,
и лежащий вокруг мир Ренессанса — Барокко — Классицизма.

КЛАССИЦИЗМ пришел не в Московскую Русь,
накрепко забывшую свои первородные связи с КЛАССИКОЙ.
Он пришел в Петербургскую Россию, осознавшую,
как Европа, необходимость просвещения-совершенствования.

Уже имея собственную историю, КЛАССИЦИЗМ предложил
России XVIII века два пути самосовершенствования:

. «рационально-нормативный», принятый Францией
эпохи Людовика XIV и Королевской академией архитектуры;

. «романтический», где «Roma antica» — Рим античный,
увиденный в гражданственном блеске времен Республики,
а может быть, Древней Греции, попробуй — разберись,
обещал наполнить души людей героикой античных времен…

Петр, не принявший проекта Леблона, отверг первый путь. Екатерина Вторая Великая… Очень похоже, что в данном случае выбор сделала не она.

Вот-вот и мы приступим к изучению эпохи РУССКОГО ПРОСВЕЩЕ­НИЯ на том материале, что предлагает нам для осознания отечественных про­блем РУССКИЙ КЛАССИЦИЗМ, давший «город в колоннах», принадлежащий Небу и Воде, а не Земле и людям.

Нас ждет переживание судьбы «века Разума», «Поэтов», «Красоты», обер­нувшегося мраком безумия, вдруг начавшего уничтожать лучших из рожденных Россией людей…

Все это ждет нас, раз мы вернулись в XVIII век, только, встреча с Петер­бургом еще не близка — путь к нему лежит через Рим того же века. Там набира­ются мудрости два человека, без которых могло и не быть «города в колоннах», подобного Петербургу.

<— Установка вторая. Позиция третья.