Искушение властью

Власть всегда — подчинение себе подобных. Власть — сила, что не останавливается на достигнутом. Властолюбие превращает государственную идею в имперскую, суть которой — подчинение своему Отечеству сопредельных стран.

Чтобы уточнить, когда возникла и что представляет собой имперская идея, опустимся по «временной оси» на глубину в два с половиной тысячелетия, а затем — вернемся в свой XVIII, век. Нас ждет встреча с Вавилоном, Римом, Константинополем…

Передняя Азия. Река Евфрат. На ней — точка: город Вавилон. Вокруг— Вавилония, то сокращающаяся до нульмерной величины, то уходящая в безбрежность песков и морей. Внутренняя причина нестабильности — уверенность: «Царь Вавилона — Царь стран!» «Великая, и Малая, и Белыя России самодержец»…

Перед нами, если смотреть на Ново-Вавилонское царство глазами людей, верящих Библии на слово, — одна из древнейших мировых держав, историей которой движут человеческие страсти: жажда власти, жажда богатства, жажда бессмертия.

689 год до новой эры. Вавилон взят штурмом, разрушен до основания. Оставшиеся в живых горожане уведены в плен. Статуи богов увезены. Прорыт специальный канал, чтобы водами реки затопить то место, где стоял великий город.

Зачем? Чтобы город «ушел под воду». Вода — символ всего преходящего. Действие свидетельствует: враги Вавилона хотели, чтобы от города ничего не осталось в веках.

Знакомые желания. Что Петербургу — Вавилон? Что Вавилону— Петербург? А вот — поглядите: «корни» прорастают, тянутся «побегами» от одного к другому сквозь толщу тысячелетий.

Исчезновение Вавилона привело в ужас всю Переднюю Азию. Враги «объяснили»: то прогневался на вавилонян Бог-покровитель Мардук и повелел за их грехи предать город уничтожению,

Через девять лет Мардук простил подопечных и Вавилон «поднялся из вод», В планиметрии своей он приближался к квадрату, расчерченному прямоугольными улицами на участки жилья для горожан и площадей для храмов. Через город протекала река, превращавшая пустыню в зеленый оазис. То — «Небесный Рай», воплощенный здесь-сейчас на Земле! Нет, не будем спешить с выводами, лучше разглядим внимательно все, что можно увидеть…

Над теснотой жилых кварталов поднимаются здания-миражи невиданной дотоле красоты. Дворец Навуходоносора. Висячие сады царицы Семирамиды (Ау, «Семирамиды Севера»?). Знаменитый зиккурат — «Э-темен-Ан-Ка»: «Дом основания Земли и Неба». Он же — Вавилонская башня, снискавшая в Библии дурную славу…

Стоит на огромной площади. В плане — квадрат со стороной 90 метров. Такова же высота. Значит, это — куб, поделенный на восемь ярусов, поднимающихся ступенями к голубому храмику на самом верху, увенчанному не крестом, а позолоченными рогами быка Аписа. Видите — идут на поклонение «Золотому тельцу» вавилоняне с дарами, просят у своего Бога всего, что жаждет их душа: просят богатства, власти, бессмертия.

По Библии, башня не связывает Небо и Землю. Она — источник конфликта между Богом и людьми. Архитектура подтверждает справедливость библейских толкований. В Вавилонской башне нарушено абсолютное совершенство «Божественного куба». Всей мощью ярусов, прорывающих плоть Земли, она противостоит Небу в нечеловеческом поединке. Это противостояние, что подтверждение: когда земля поднимается надыбы «вулканом честолюбия», «Райской долине» у его подножия угрожают апокалиптические ужасы…

Вавилонян предупреждали о последствиях, утверждает Библия. На пиру Валтасара возникла таинственная рука и начертала на стене загадочную надпись — «мене-текел-фарес»: «исчислен-взвешен- разделен». В начертанном нет загадки: над городом-миром произведено ритуальное действие в соответствии с трехчленной формулой Бытия, обеспечивающей Высшую справедливость! Ритуал требует «исчислить-взвесить», то-есть изучить целое всеми доступными человеку способами, чтобы определить «механизм», обеспечивающий этому целому существование. Результат, какой хотите: «разделение» — смерть, «соединение» — жизнь.

В рассматриваемом случае «механизм» оказался прост: вавилонян лишили Верховного бога — того самого Мардука, который даровал вавилонским царям право властвовать. Это подтвердило…

Все мировые державы строятся на вере
в право Божественного избранника вершить судьбы
«простых смертных», удел которых — подчинение.
Избранного возносят на вершину социальной иерархии.
Если вера в Божественность Одного поколеблена,
рушится вся «пирамида»: без самодержца нет державы.

Казалось бы, чтобы понять действие подобного «механизма», достаточно одного Вавилона. Нет, тянется за ним во времени длинная цепь сменяющих друг друга мировых держав…

Семьдесят новых столиц — «Александрии», подчиняют державу Александра Македонского старому Вавилону, обретшему еще одну великую жизнь. Утверждает в веках славу очередной огромности свое «чудо света» — Фаросский маяк в Александрийской гавани, что в Египте. Однако, наиболее интересное — сам Царь…

Взошел на престол в 338 году’ до новой эры двадцати лет от роду. Воспитан философом — великим Аристотелем. Стал не менее великим полководцем и правителем с трагичной судьбой.

Прошел по Персидской державе, как избавитель народов от владычества Ахеменидов. Захватил Персеполь. Стал царем всей Азии и… превратился в восточного деспота. В непрерывных репрессиях уничтожил постепенно всех своих сподвижников. Метался по державе, распиная на крестах мятежников. Ввел при общении с собой преклонение ниц, по русски — «битье челом». Требовал возложения на главу свою золотых венков, чего раньше удостаивались лишь Боги. Желая достичь «Конца Света», ушел в Индию. Оставил половину армии в раскаленной пустыне. Заболел и умер в тридцать три года. Держава без самодержца распалась, просуществовав десять лет. Вот так…

Обожествление самодержцев опасно
не только для подчиненных:
не позволяя остановиться на полумере,
оно губит самых сильных из людей.

Поднимаемся выше по «временной оси». Деревушка на Тибре, в Лации, о которой и слышно-то не было при этрусских царях. Вдруг, в эпоху Республики, становится эта деревушка царственным градом, а затем — «Вечным городом» мира — Римом.

В 23 году до новой эры Октавиан Август — «первый среди граждан», принял титул «императора»: единоличного правителя, осуществляющего и верховное командование, и верховную религиозную санкцию. Все и вся— Он один. Остальным — лишь кое-что и не без расчета. Римской знати — высшие должности в государстве и управление провинциями, чтобы добиться расположения в верхах. Народу — хлеб и зрелища, чтобы исключить возмущение в низах.

Что за жизнь началась: «Мир, спокойствие и благоденствие»! На деле, постепенно и непреодолимо Рим превратился в средоточие чрезмерной роскоши. И стал IV век новой эры последним в жизни Римской империи. Она умирала в своих чудо-дворцах в религиозных раздорах, борьбе за власть, уже ничего не решавшую. Когда пришли «варвары», никто не смог оказать достойного сопротивления.

Несколько раньше император Константин ушел из Рима и основал новую столицу на краю земли: море и городок Византий пленили воображение. Возникла следующая империя в общем ряду, названная после ее крушения Византийской.

Ученые считают, именно тогда и там началась российская история, на чужом опыте проходившая многое из того, что ей предстояло пережить самой. Сходство, действительно, немалое…

Столица новой империи, основанная в 324 году, росла невиданными темпами. Мастера различных строительных специальностей сзывались со всего света. Многих сановников переводили в город насильно. Простым гражданам за обзаведенье жильем выдавались бесплатно хлеб, масло, вино, топливо.

Через шесть лет состоялась торжественная церемония провозглашения новой столицы. Императорский эдикт повелевал называть ее «Новым Римом». Не прижилось название. Столица Восточно-Римской империи вошла в историю под другим именем — Константинополь: город императора Константина.

Все в новой империи было иным. Вера — не католическая, а православная. Язык — не латинский, а греческий. Обожествление императора, страсть к роскоши и властолюбие остались прежними. Императорский дворец — площадью в 40 гектар. Зальная анфилада— настоящая сокровищница. В главном зале — золотой трон. Перед троном лежат два золотых льва. За троном высится золотое дерево, на ветвях которого сидят золотые птицы. Император входит в золотых одеждах, усыпанных драгоценными камнями. Медленно движется под звуки торжественной музыки. Подходит к трону. Львы поднимаются и рычат. Птицы машут крыльями. Император вместе с троном возносится вверх и вскоре появляется вновь, облаченный в еще более роскошные одеяния.

Чудовищный церемониал с «вознесениями-явлениями» необходим, чтобы подчеркнуть божественность императорской персоны. Он, как Бог, значит, Бог — Он! Так и было. Историки писали: «Без сомнения, Император есть Земной Бог».

Несмотря на тысячелетний разрыв во времени, Византийская империя пала, как и Римская, без сопротивления. Урок? Конечно.

Обожествлению Одного всегда сопутствуют
чрезвычайная власть и чрезмерная роскошь.
Эта триада — главный, внутренний враг,
подтачивающий мощь всех, даже самых сильных держав.

Историки утверждают, русичи на мировую арену вышли в I веке новой эры. У петербургской истории — свои «точки отсчета».

988 год. Принятие Православия в качестве государственной религии. Русь — «крестница» Византии.

1037 год. Князь Ярослав строит в Киеве собор Святой Софии, «как в Константинополе». Не совсем так: вдвое ниже, значительно меньше по площади, больше массы и тени — ближе к плоти земли. Золотое свечение, действительно, — то же.

В XII веке таким же свечением наполняются храмы княжеств- государств, выпестованных Киевской Русью. Это свидетельствует о расцвете культуры. Полном расцвете и вдруг!

1232 год. Битва на реке Калке с войском «Золотой орды». Выступили не все русские князья. Полегли на поле боя почти все. Почему? Может быть, Киевская Русь переняла у Византии не только Православие, но и три погубивших ее порока? Переняла обожествление князей? Переняла чрезвычайное властолюбие? Переняла стремление к чрезмерной роскоши?

Вряд ли. Обожествляли русичи своих князей и в дохристианские времена. Считали «светом» Русской земли, ее «солнцем». Да и в собственной богоизбранности не сомневались: верили, что они — «внуки Даждьбога», властителя Вселенских богатств.

Властолюбие тоже никогда не было чуждо князьям, «сидевшим на горах». Не «горы» то были, а так — холмики невысокие над поймами рек, уходящих за горизонт, но… Если представить типичную для Киевской Руси картину — получится даже не «гора», а «шеломень»—половина земного шара по форме. Поставьте на такой «шеломень», как положено, «золотой стол» — и возникнет он: «Ярослав Осмомысл», «грозы» которого по «зехмлям текут». Возникнут русичи с «мечами харалужными», что хотят держать в повиновении- страхе «многие страны».

Нет, не с Византии все началось. «Родились» русичи такими. Считают, что Киевская Русь распалась, потому что была огромной. Это верно, Поэтика Безграничного пространства ее объединяла до поры-до времени…

В истории Руси Византия играла роль внешних условий.
Главным был зов двух сил, манящих властью над Миром:
Безграничного пространства и Вечности.
Не многим дано выдержать с честью такое искушение.
Чаще всего, дело заканчивается бесславием и позором..

1453 год. Византия после трехмесячной осады Константинополя турецкой армией уходит с мировой арены в небытие.

1480 год. «Стояние на Угре». Так и не начав генерального сражения с войском Ивана III, исчезает в степях «Золотая орда».

Русь свободна от покровительства Византии! Русь свободна от притеснений «Золотой Орды»! Русь объединяется вокруг Москвы для новой жизни! Нет, жизнь продолжается старая, от свободы лишь укрепившаяся в своих изначальных пристрастиях.

Великий князь Московский Иван III женится на Софье Фоминичне Палеолог — племяннице последнего византийского императора. Именует себя «Царем всея Руси» («царь» — сокращение латинского «цесарь», что значит — «император»). Гербом Руси становится византийский двуглавый орел. В Кремле начинается грандиозная перестройка силами мастеров, специально приглашенных из Италии. Возводятся новые стены с двурогими зубцами и бойницами. Их длина — более 2 километров, высота — до 18 метров, толщина — 4,5 метра. По периметру — 18 башен. Результат: новый Кремль — одна из наиболее мощных крепостей Европы.

В 1475-1479 годах болонский архитектор Фьорованти, прозванный за талант и знания Аристотелем, возводит на месте старой Успенской церкви новую, подобную одноименному храму во Владимире. На Соборной площади Кремля поднимается на мощных стенах золотое пятиглавие, что и сегодня удивляет всех смотрящих «величеством и высотою, и светлостью, и звонностью, и пространством», а главное — цельностью. «Яко един камень»— утверждает, не скрывая восторга, древнерусская летопись. Собор расписывается снизу доверху фресками, убирается чудо-иконами и становится главным на Руси.

В 1505 году венецианский архитектор Алевиз Новый начинает возводить Архангельский собор, посвященный Михаилу Архангелу- покровителю русских князей. Главное в построении русского храма сохраняется.  Детали привносятся свои, например, —великолепно выполненные раковины в закомарах. Так самым нарядным в Кремле становится собор, служивший усыпальницей.

Третий на площади — Благовещенский собор. Его возвели в 1484-1489 годах псковские мастера, а расписали Феофан Грек, «старец с Городца»  Прохор, да  «чернец»  Андрей Рублев. Строен, изящен был храм, служивший вначале домовой церковью при дворце Великого князя.

Многоглавые храмы объединила в целое возведенная в 1508 году Боном Фрязиным («итальянцем») колокольня Ивана Великого. Перед ней, на Ивановской площади, оглашали царские указы. Отсюда пошла поговорка: «Кричать во всю Ивановскую», то есть очень громко.

В 1491 году Марко Руффо и Пьетро Солари построили Грановитую палату: облицованную граненым камнем, а главное — имеющую огромные своды, опирающиеся на столб в центре, что создавало пространство, пригодное для заседаний различных «дум» и «соборов», для торжественных приемов иностранных посольств…

При Иване III палат было больше и не только Приемных.  Алевиз Новый соорудил для него и жилые палаты с «верхними», «красными», что значит — красивыми, садами, подобными висячим садам Вавилонской царицы Семирамиды. Нет тебе покоя в веках, роскошью дома своего прельстившая мир царица!

Перестройка Кремля позволила ввести при московском дворе пышный церемониал, воспроизводящий константинопольский. Подражали русские самодержцы всем «Земным царям», стараясь убедить: подобный Богу, что сам Бог! «Изумляли царские чертога людей бывалых блеском золота и красок богатством, торжественностью, несказанным сиянием и блистанием всего окружающего», — пишут историки. Перечисление находившегося в чертогах завораживает: престолы из литого золота, украшенные драгоценными каменьями, рядом, тоже золотые, «рыкающие львы» и «птицы, крыльями золотыми машущие».

На престоле восседает не человек — нет. То — золотое божество, величие которого задано неподвижностью позы, запечатлено в символах власти и роскоши одеяния, звучит в словах, произносимых ради тщательно продуманного воздействия на присутствующих. И дается все это представление, чтобы доказать одно: Москва — наследница славы и «первого», и «второго Рима»; она — столица всего Православного мира!

Подобные представления непосредственно предваряют рождение Санкт-Петербурга. Не было бы «блистательного и трагичного» града на Неве, если бы того не пожелала Москва. Чтобы убедиться в этом, стоит внимательно разглядеть три выдающихся памятника «допетровской» церковной архитектуры…

1532 год. В селе Коломенском — летней резиденции Великих князей или «государей», как они сами себя величают, возводится храм Вознесения «Господа нашего Исуса Христа вверх». Храм этот, что стоит на высоком плато над поймой Москвы-реки —чудо… «высотою, красотою, светлостью». Такого храма, утверждает летописец, «не бывало прежде сего в Руси».

Не появится красивее храма и позже — могут подтвердить знатоки древнерусской архитектуры. Почему?! В нем в каком-то, еще неосознанном, стремлении вверх прорываются к Небу могучие силы Земли или — русского народа, испокон веку считающего себя этой самой «русской землею». Смотрите…

Линейность берега напрягается силой столбчатой галереи на арочном подклете. То — гульбище, что, напитав душу человека красотой синих далей, мерно и торжественно подводит его к вратам храма.

За вратами — внутреннее пространство, взметнувшееся вверх в отчаянной мольбе. В сравнении с только что виденными далями, оно несопоставимо мало. Возможно, так и должно быть, потому что рассказывает оно о личном — ожидании наследника Великим Московским Князем Василием III. Это пространство — мольба о «чаде», что явилось в мир с возведением «чудо-храма» и стало «исчадием» — Иваном IV Грозным.

Внешне храм — столп, подобный «аккорду» вертикалей. Вглядитесь, каждый излом «четверика в четверике» закреплен мощными пилястрами, что «поддерживают сень» — три ряда «кокошников» килевидных очертаний; устремленность вверх рождает «восьмерик» в декоре тех же пилястр и кокошников; завершает движение шатер в геометрическом узоре диагоналей, тянущихся к барабану, куполу и кресту. То — не разговор с Богом, что должен быть тихим, как того требует смирение.

Архитектура Великих Московских князей утверждает:
русичи XVI века вышли в «чистое поле»,
чтобы заново творить собственную историю!

Нам, в отличие от соотечественников из XVI века, хорошо известно, каким оказалось то новое, которого так неистово требовали их сердца…

1547 год. Иван IV первым из Великих князей венчается на царство. «Боговенчанный царь» становится равным по чину императорам, поднимается выше европейских королей, оказывается на одном уровне с восточными ханами — наследниками славы
недавних повелителей Руси. Москва превращается тем самым в «царствующий град», а Русская земля — в «Российское царство».

Царь Иван любил читать произведения античных историков. В них он находил примеры для подражания. Так появился в его жизни «образец великих римлян». И действительно, многие историки поражаются сходству между царем Иваном и императором Нероном. Оба мучили невинных, объявляя себя праведниками. Нерон радовался, что смог довести произвол до крайних пределов. Иван Грозный толковал о беспредельности самовластия. Оба были лицедеями, склонными к театральным мистификациям…

В пору Ивана IV царило в Европе убеждение: жизнь — сцена, люди — актеры на ней. Иван превратил в театральные подмостки «все его Великия Росии государство» и сопредельные страны. На них он разыгрывал кровавые трагедии и драмы, давал комедийные представления. Денег на «декорации» не жалел…

Установил Царь Иван в 1565 году «опричнину». В состав «опричных владений» включил деревянную Вологду, повелев возвести в ней каменный детинец — Кремль с башнями и стенами четырехметровой толщины с Софийским собором, подобным Успенскому, что в Московском Кремле. Сам наблюдал за строительством, подолгу останавливаясь в городе, «обласканном», как будущая столица.

Вдруг, в 1571 году, — всевластный самодержец отменил «опричнину», ушел в Москву и «Вологды строение преста». Спектакль закончился, господа! Народ по этому поводу песню сложил, объяснив решение по своему: «из своду туповатова (Софийского собора) упадала плинфа красная… в мудру голову во царскую». Однако, последним смеялся не народ: на месте недостроенных кремлевских стен поставили деревянный острог с 21 шатровой башней.

При Иване IV Грозном произносится во всеуслышание давно просящаяся в мир идея «Москва — третий Рим». Царь сказанное осудил, как «поползновение к греху». Церковный собор поддержал царево осуждение: рождаются подобные теории «от ветра головы своея». И все же…

Идея «Москва — третий Рим» возникла не случайно.
В ней, якобы вдруг, пошла в рост первобытная вера
в богоизбранность русского народа — русского царя,
замутила душу вселенскими, имперскими притязаниями.

Есть тому и «материальные подтверждения» — следующий памятник в определенном нами ряду. То — собор Покрова,

 

«что на рву», построенный в 1555 — 1561 годах. Опять — те же «четверики» и «восьмерики», «вимперги» и «кокошники» различных форм, декорированные шатры и главы на барабанах. Однако, есть и нечто особое…

По официальной версии собор построен в память победы русского воинства. Число приделов в нем определено количеством церковных праздников и святых, которых чествовали в дни побед, одержанных во время Казанского похода.
Говорят, Иван Грозный приказал возвести только семь приделов, восьмой добавили, «от себя», авторы собора — Барма и Посник. Говорят, после возведения собора, Царь повелел ослепить мастеров, чтобы они не смогли повторить созданного. Многое говорят. Удивительнее другое: это уникальное произведение — единственный на Руси «собор», в котором не могут «собраться» молящиеся из-за малости внутреннего пространства.

Собор — огромная скульптура: архитектурное подобие «иконостаса», что делает местом для «собирания» людей Красную площадь, Москву, Русь, сопредельные страны.., превращая тем самым Грозного Самодержца во Властителя Мира, что Рима. Очень похоже, не обманывает легенда: не мог Властелин Иоанн не ослепить архитекторов, воплотивших такую идею в груде узорчатых камней себе на погибель.

Народ, будто не приемля официальной версии, назвал храм именем Василия Блаженного — юродивого, похороненного у его стены. За что такая честь? На Руси издавна считалось, что «нищим духом» Бог дает знать неведомое даже царям. Что именно?

Декор храма многокрасочный, причудливый — «травный». Не восточный, а русский, потому что именно в Древней Руси понятие «красота» не отделялось от «веселия». Красивым считалось то, что «веселит сердце».

Если так, собор Василия Блаженного — подлинно русская песня, но, не о власти над Миром в ней поется, даже не о победе над врагом. Храм Покрова, «что на рву», — песня о счастье, которого непременно дождется русский народ. Если приглядеться внимательно, не трудно заметить немаловажное обстоятельство…

Русскую историю пронизывают две идеи:
имперская — в правительственных кругах,
вера во Всеобщее счастье — в кругах народных.
Обе идеи переплетаются, давая взрывы страстей,
небывалые в судьбах других наций…

При Алексее Михайловиче — отце Петра, имперской идеей воспользовались старообрядцы — противники реформ патриарха Никона. Как ни странно, именно она послужила свидетельством правоты их веры: «Два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быть», ибо «третий»— «вечен».

Вера во Всеобщее счастье, рассказывает архитектура, набрала в XVII веке не меньшую силу. Москва разрасталась, хорошела. Не уступала столице и провинция. В XVII веке Московию отличали все достоинства, что когда-то давно позволили «грекам» назвать Киевскую Русь «Гардарикой» — «страной городов».

Представьте себе, что за чудо — Москва XVII века! Поднимаются над долинами рек зеленые холмы. На холмах стоят церкви, чтобы видны были Богу и людям. Церквей множество: и в Кремле, и в слободах, и при кладбищах, и в монастырях на подступах к столице. У каждой церкви—изящный, стройный силуэт с хором главок. При каждой церкви — шатровая или многоярусная колокольня. Разряжены, что невесты на выданьи: бежит по красному фону стен белый фигурный орнамент из «петушиных гребней», переплетается невиданными сочетаниями с подобием ордерного декора; выглядывают из каменного узорочья поливные изразцы всех цветов, собираются в пояса, покрывают стены сплошным ковром; светятся золотом в голубом небе главки с крестами.

Несколько таких красавиц можно увидеть и сегодня: церковь Троицы— «в Никитниках», Рождества Богородицы — «в Путинках», Успения — «в Гончарах», Николы — «в Хамовниках», Воскресения— «в Кадашах», Троицы — в Троицком-Лыкове, Покрова — в Филях, вотчине Нарышкиных— родственников будущего царя Петра по материнской линии…

Церковь Покрова в селе Фили — третий памятник в определенном нами ряду, возведена в пору последних «потешных игр», предварявших наступление «Нового времени». Судя по внешкему облику, в церкви— предчувствие предстоящего, полное радостных надежд…

То — «церковь под колоколы»: со звонницей над центральным объемом. Подобное построение позволяет, вобрав в себя силу Земли, подняться стремительно вверх тремя ярусами и растаять в Небе просветной звонницей, барабаном и солнцеподобной главой с золотым крестом. Столь же подвижен волнообразный декор из «петушьих гребней» на красной стене, что превращается в картинные обрамления оконных проемов и врат, в бегущие друг над другом венцы ярусов и пышные «воротники» барабанов.

В белопенно-белокаменном кружеве церкви Покрова в Филях сосредоточено все недолгое торжество «московского барокко»: жизнеутверждающего, изысканно декорированного, вызывающе светского в своей божественной центричности.

Среди московских обителей несомненное первенство по красоте держит поднявшийся над Москвой-рекой Ново-Девичий монастырь. Он был основан в начале XVI века. Об этом рассказывает Смоленский собор, похожий на Успенский в Кремле своей мощью, своим пятиглавием. Основные здания, прославившие монастырь, возведены, когда регентшей при малолетних наследниках престола, Иоанне и Петре, была царевна Софья. Башни монастырских стен украшены ажурными «коронами». Палаты, трапезная, две надвратные церкви одеты в модный барочный наряд. Несравненна по красоте необычайно стройная пятиярусная колокольня со сквозными арочными проемами и золотой главкой.

Сказочный город заказала Софья мастерам, но не на радость себе, а на муку. Заточил ее, непокорную, здесь царь Петр, чтобы взять власть над страной в свои руки.

Наказал Петр не только сестру — всю Москву: оставил на произвол судьбы со всеми ее церквями с дворцами, набитыми, как сундуки, драгоценностями, вроде «львов рыкающих». Решил новый царь жить по иному в новой столице Санкт-Петербурге. За ним потянулись все, искавшие чинов и званий. Замерло строительство в старой столице: в ней, как и везде, запретил Петр возводить дома из камня. Так закончился недолгий век «московского барокко», высказав сполна свои устремления…

«Златоглавая Москва» XVII века возвестила Миру,
что «Святая Русь» набрала ту духовную силу,
при которой не обойтись без коренных перемен.
Оставалось в очередной раз пройти через испытание,
что привносят в жизнь людей все перемены…

Имя новой столицы объявили в середине июня 1703 года. «Петрополис» было то имя! Как у святого Петра — покровителя города и тезки русского царя. Так удачно все вышло — такие «неожиданные» совпадения: Петрополь — Константинополь — Рим— Мир!!!

22 октября 1721 года состоялся торжественный церемониал по случаю подписания Ништадтского мира, завершившего Северную войну. В ходе празднования победы Сенат отметил весомость деяний Петра титулом — «Император Всероссийский», и двумя званиями — «Великий» и «Отец Отечества». Сенаторы ссылались на исторический
«Великий» и «Отец Отечества». Сенаторы ссылались на исторический прецедент: в Древнем Риме, по завершению походов победой, удачливые полководцы становились императорами.

В XV-XVII веках никто в Европе не возражал против использования русскими царями любого, самого громкого, титула. Возвеличивания Петра испугались, увидев в нем «угрозу даже для самых отдаленных стран».

И в России начался шум: Москва с Петербургом стали выяснять отношения. Москва — «вечный город»! Петербург — никакой такой не «четвертый Рим»!

Официально Петр не поддерживал сопоставления своего детища ни с «третьим», ни с «четвертым Римом». Избегал он и самообожествления, и роскошествования. Действительно, трудно представить Царя Петра, «золотым истуканом» сидящего на троне.

Простой люд даже сомневался: думал — Царь «подмененный», ложный. Зря сомневались. То — чисто внешнее отличие. В глубине его — та же убежденность в своей богоизбранности.
Доказательство тому — «Воинский регламент», утверждающий: «Император — есть монарх самодержавный и неограниченный. Повиноваться его власти не токмо за страх, но и за совесть сам Бог повелевает».

Да, верил в Бога Петр. Верил , как в самого себя. «Всешутейшие и Всепьянейшие соборы» — борьба не с Небом, а с церковью земной, мешающей строить новое.

Когда Петра провозгласили Императором, он высказал опасение, как бы во время «славного и полезного мира, полученного Божьей милостью и храбростию своего оружия», «господа сенаторы» не позволили бы «роскошми и сладостию покоя себя усыпить». Для повышения бдительности новоявленный Император рекомендовал «приклад», что значит — пример: «Греческое государство, которое от того и под турецкое иго пошло».

В довершение своих многочисленных способностей, обладал Царь Петр еще одним прекрасным качеством: умел он делать выводы из уроков истории. Правда, не полные…

Становясь императором огромной империи,
Петр снес головы двум «оборотням-искусителям»:
пышному ритуалу почитания Царя, как Божества;
сказочному великолепию царских чертогов и быта.
Властолюбию, напротив, он лишь упрочил силу…

Карл XVII привел с собой в Россию 60-тысячное войско. С поля битвы под Полтавой бежал Шведский Король в сопровождении двух сотен, не более. Через три года русская армия, одержавшая столь сокрушительную победу, сама оказалась на краю гибели…

Почему??? Захотелось Царю-победителю увидеть себя «освободителем народов»: начал «Прутский поход» с 50-тысячным войском. Вернулась десятая часть. Сам чуть не попал в плен к туркам.

Другой «приклад» — «Персидский поход», что должен был открыть путь в Индию, даже в Китай. Мечтал Царь, прорыв каналы, повернув реки в Ему нужном направлении, сесть на корабль в Петербурге, а сойти с него на берегу Инда…

«Нет империи без Индии» — уверял Александр Македонский. Вторил ему Русский Царь и российские «господа сенаторы», «всерадостно пившие за здравие Петра Великого, вступившего на стезю Александра Великого».

Слепы Петровы верноподданные. А сам Царь? Очень похоже, чувствовал он признаки оборачивания «славных намерений» неизбежным злом — рассказывает история с «Пирамидой каменной с изображением персоны нашей в совершенном возрасте», что должна была стоять в поле под Полтавой в честь победы над врагом.

Чтобы осуществить желаемое, заключил Царь Петр договор с итальянским скульптором Бартоломео Карло Растрелли, оставшимся не у дел после смерти Людовика XIV. Прибыл из Парижа Растрелли — отец, начал работать над конной статуей Царя.

Петр видел глиняную модель. Конь вызвал какие-то замечания. Асам себе, судя по молчанию, понравился. Чем понравился? На коне восседает не «Царь-плотник», даже не «капитан-бомбардир». То — горделиво-надменный император-триумфатор, к ногам которого повержены бесчисленные народы. То — римский цезарь с лицом Петра Первого Великого, увенчанного лавровым венком. То — «версальская роскошь», заметив которую, Царь обещал «поджечь Петербург с четырех углов».

Не поджег, но и заказа на отливку монумента в металле Петр не успел дать. Что-то мешало. Не решался? Как знать…

Почти сто лет ждал «Великий конь» своего часа. Дождался: выпустил правнук своего прадеда из врат Замка. Каждый может видеть лицо Петра, выполненное по снятой с него прижизненной гипсовой маске. Наверное, таким был Царь во время церемониалов, когда приходилось изменять самому себе…

А, может быть, не изменять? Лишь отдавать тяжкую дань тому, что сидело где-то там — внутри, как правда, выпестованная тысячелетиями властвований-подчинений? Как-бы то ни было…

Силой «монарха самодержавного и неограниченного»
породили «мировые линии», идущие из глубины веков,
еще одну «Мировую империю» — Российскую…
Зачем еще одну — их столько было?

Пока понятно лишь одно:
Петербург, возможно, — и не Рим,
но, несомненно, это — город Мира…

<— ИСТОКИ ПЕТЕРБУРГСКОЙ ТРАГЕДИИ

ИСКУШЕНИЕ КРАСОТОЙ —>